Дверь оказалась массивной, двойной. Однако взрыв исполнили профессионально: одна дверь упала наружу, другая внутрь цеха. Сам был приятно удивлен: работа, что называется, ювелирная.
Ведь мы рассчитывали, что внутреннюю дверь придется выбивать тараном.
«Террористы» находились в дальнем конце цеха.
Местное руководство тоже было в цеху: им хотелось посмотреть ход операции. Весь штурм от подрыва до освобождения заложников занял три секунды. Это нормально.
Цех размером примерно 50 <187> 30 метров. Боеприпас в середине. Так что пришлось резво бежать.
На этом операция не закончилась: нам следовало локализовать обстановку и выполнять задачи вплоть до конвоирования «террористов».
Итогами учений обе стороны были удовлетворены. Хотя, признаться, нашлось над чем работать.
Что мы вынесли из учений? Знаете, что я подумал после всего произошедшего: не дай бог такому случиться. Ведь ядерный боеприпас — это тысячи жизней. Тут учения, и то мурашки по коже, а если в реальной боевой обстановке?
Хотя при подведении итогов была отмечена маловероятность такой ситуации. И все-таки кто даст стопроцентную гарантию? Терроризм изощрен, он постоянно совершенствуется».
Следующий объект, по которому пришлось работать группе Климентьева, — спецвагон для перевозки ядерных боеприпасов. Он, по учебному заданию, захвачен «террористами».
Тут свои сложности. Вагон стоит на открытой площадке. Как выдвигаться для выполнения задачи?
Ведь, по условиям учений, «террористы» не должны заметить группу захвата. У них своя линия поведения. И местные комитетчики, играющие эту роль, вели себя вполне натурально: покидали вагон, осматривали пути, на которых он стоял, следили за изменениями обстановки.
Однако пути скрытого подхода тем не менее были найдены. Помог железнодорожный подвижной кран: две его базовые площадки соединялись стрелой. Стрела длиной метров сорок. Одна из площадок располагалась рядом с вагоном, другая — в достаточно скрытном месте. Именно отсюда двое сотрудников «Вымпела» и поднялись на стрелу и действовали сверху на подвесной системе «Ролиглисс».
Они неожиданно для «террористов» влетали в окна вагона.
Боевые минно-взрывные средства в данном случае не применялись: вагон действующий, дорогостоящий. Подрывники-вымпеловцы тем не менее были убеждены, что массивные створки вагона не выдержат воздействия их спецсредств. Местные специалисты считали наоборот. Возник спор. Чтобы разрешить его, выехали на полигон. Вымпеловцам дали возможность поработать с теми же конструкциями, которые применялись в вагоне.
Арзамасские спецы были весьма удивлены результатом и признали поражение.
Подразделение Климентьева состояло из нескольких групп: управление, штурмовые группы, снайперы, подрывники.
Штурм вагона начинался с одновременного выдвижения подрывников и снайперов. Иными словами, подрывники действовали под прикрытием снайперов.
После того как старший «подрывной» группы доложил, что минирование проведено, Климентьев отдал команду на выдвижение штурмовых групп. В реальной обстановке это выдвижение длится не один час. В конечном итоге важно не время, затраченное на выдвижение, а результат — скрытный подход к объекту атаки. Ибо нарушение скрытности ставит всю операцию на грань провала.
В тот день удача сопутствовала штурмующим. Они не были замечены «террористами». Прозвучали условные взрывы, и группы захвата через окна, двери ворвались в вагон и обезвредили «бандитов» .
На этом, собственно, и закончились эти уникальные и до сих пор единственные в своем роде учения. Были подведены итоги. Каждая из сторон накопила опыт, столь необходимый в наше неспокойное время.
Учения «Арзамас-16» показали высокое профессиональное мастерство и оперативный опыт сотрудников «Вымпела».
ЗАХВАТИТЬ ЛЕДОКОЛ «СИБИРЬ»
Эти учения носили кодовое название «Блокада». Они были и остаются до сих пор единственными и неповторимыми на планете Земля. Никто и никогда даже не пытался сделать нечто подобное. Только в голливудских фильмах террористы захватывают корабли с ядерным оружием на борту и, разумеется, очередной «Рэмбо» почти в одиночестве освобождает судно.
В жизни захват такого корабля группой безумцев способен поставить мир на грань ядерной катастрофы. Однако если военное судно захватить крайне проблематично, там десятки, а порою сотни вооруженных людей, то, к примеру, атомный ледокол — весьма уязвимая мишень.
Опыта освобождения подобного корабля даже теоретически в мире не существует. Потому как атомным ледокольным флотом обладал только Советский Союз. И тем не менее проблема эта выходит далеко за рамки одной страны. Террористы, захватившие атомный ледокол, способны будут подогнать его к берегам любой страны. И что же тогда?..
На этот вопрос и старались ответить аналитики и боевики спецподразделения «Вымпел» в ходе учений на базе атомного ледокольного флота России в Мурманске.
По плану учений «Блокада» перед бойцами группы была поставлена задача освобождения захваченного террористами атомного ледокола.
Как это происходило?
От себя скажу только, что штурм атомохода осуществлялся с трех направлений — с земли, с воздуха и из-под воды. Действия береговой группы являлись, разумеется, вспомогательными. Просто на момент учений ледокол «Сибирь» стоял у пирса.
Основные группы — парашютисты и боевые пловцы. Как они действовали? Думаю, лучше них об этом никто не расскажет. Слово — боевому пловцу и парашютисту.
Боевой пловец:
— Учения происходили в 1993 году. Когда мы приехали в Мурманск, нас, группу боевых пловцов, поселили в одной из кают легендарного ледокола «Ленин». Он теперь стоит у стенки и используется в качестве гостиницы.
Приехали, попрыгали с парашютом все вместе и пловцы, и летчики-парашютисты. Сделали по 7 прыжков и поняли: задача архисложная.
На морской акватории очень сильные ветра, а площадки на корабле, предназначенные для приземления, очень ограниченные. Кроме того, возникают зоны пониженного давления, и парашют попадает в «свал». Им управлять очень сложно.
Поэтому десантирование мы решили поручить самым лучшим — мастеру спорта, призеру чемпионата Союза по парашютному спорту Константину Устюжанину и кандидату в мастера Павлу Рогову.
Парашютист:
— Моряки встретили нас очень хорошо. В баньке попарили. Жили мы рядом с аэродромом, в одном из поселков. Знаете, там у них «Мурмаши-один», «Мурмаши — два»... В одном из таких Мурмашей мы и обитали.
Хорошо, что прилетели заранее, недели за две до учений. Ибо условия там были не совсем обычные. Рядом суровое море, ветра. В общем, поработали мы, пообвыклись к ветрам. Выделили нам вертолет морской авиации.
Боевой пловец:
— С подводным плаванием возникли немалые проблемы. И в первую очередь, — радиация. Нас сразу предупредили: ребята, водичка-то тут плохая. Взяли пробы. Фон повышенный — 25 миллирентген. А норма — 12-14.
После купания в такой водице надо делать дегазацию, то есть наши резиновые костюмы резать и сжигать. А кто же нам новые купит, да и вообще, как их списывать? Словом, масса проблем.
Парашютист:
— «Сибирь» стояла у пирса и поначалу казалось — это нам облегчит работу. Но не тут-то было. Наоборот, такое расположение корабля внесло немалые сложности. Дело в том, что у них пирс своеобразный. Сама причальная стенка достаточно широкая, там идет погрузка, разгрузка, а дальше какие-то контейнеры стоят, бухты, катушки, проволока. Много чего наворочено.
У пирса — ледокол. И практически рядом с ним — отвесная стена. Видимо, была сопка, при строительстве ее обтесали. Таким образом, с одной стороны, места много, а с другой — обрыв, уходящая вверх стена. Перевалив через гребень, сопка плавно, медленно опускается в долину.
Боевой пловец:
— Что делать: вода плохая, радиация высокая, а учения приближаются. Стали мы уходить подальше от стоянки кораблей по берегу залива и в составе группы тренироваться. Своими заплывами, признаться, сильно удивляли водолазную братию. Работали без связок, по парам.
Пришли к этому опытным путем. Поняли: физиология сильнее нас. Кто-то плавает быстрее, кто-то медленнее, так вот веревкой не вязались. Идем вдвоем, страхуя друг друга. Ну а для водолазов-профессионалов это было чудно, в нарушение всех инструкций.
В итоге пришло время принятия решения: идем или не идем? Но если не идем — учения теряют смысл.
А тут еще на наше несчастье к «Сибири» подогнали грузовой корабль «Серебрянка». Он ядерные отходы увозит на Новую Землю. Фон у этой «Серебрянки» 145 миллирентген в час. И все-таки мы пошли.
Парашютист:
— В день учений погода была сложная. А мы еще взяли с собой портативные радиостанции, решили связаться с вертолетом и наземной группой. Но оказалось, десантирование настолько тяжелое, что было уже не до радиосвязи.
Прыгнули с вертолета, вышли в район стоянки захваченного «террористами» корабля. А корабль за сопкой. И вот летишь из распадка к вершине сопки. Все ниже, ниже, ниже и кажется вот-вот зацепишься ногами за гребень, земля совсем рядом, ветер крепкий, дует так, что переворачивает спиной и вдруг... Перевалил вершину и полный штиль. Под тобой обрыв, глубина, где-то далеко внизу корабль, парашют попадает в зону затенения и начинается самое неприятное, на языке парашютистов это называется режимом «свала». Парашют «сыплет»...
Боевой пловец:
— С собой у нас была 8-метровая дюралевая лестница, изготовленная собственными руками. Ведь высота борта атомного ледокола больше восьми метров. Только авианосец выше.
Конечно, я читал, видел в кино фантастические способы подъема на борт корабля — какие-то магнитные, вакуумные присоски. Но все это далеко от реальности.
Словом, вышли мы под «Серебрянку», опустились под воду и стали двигаться к ледоколу. Казалось бы, задача простая, как в школьном учебнике, выйти из пункта «А» в пункт «Б». Но это только в учебнике просто. А тут огромное количество металла вокруг, стрелка как бешеная крутится по кругу. Куда плыть?
Парашютист:
— Идем в режиме «свала». Чувствую, что купол падает назад, добавляю ему скорости, только пошел вперед — осаживаю, как горячего коня. И вот так, как на лезвие ножа балансируешь.
«Свалиться» нельзя. Иначе скорость возрастет и при приземлении неизбежно поломаешь себе руки-ноги. В этом случае какой же ты боец с «террористами»?
В общем, несмотря на все сложности, приземлились, соединились с наземной группой и стали действовать по плану учений: освобождали каюты от «террористов».
Боевой пловец:
— Хорошо, у нас был еще один компас с пластмассовым корпусом. Он и помог. Сориентировались.
Проходим под днищем корабля, я даже не выдержал, погладил ледокол снизу, под брюхом.
Всплыли. С первого раза лестницу навесить не удалось. Не так-то просто. Капитан потом долго удивлялся, как нам вообще удалось взобраться на борт.
Взобрались. Накопились. Ведь если я один поднимусь, какой из меня толк. Поэтому есть секреты «накопления», чтобы потом ударить всей группой одновременно. Ударили. Вместе с наземной командой и парашютистами освободили заложников и корабль от «террористов».
Вот такие необычные учения, в которых были задействованы различные специалисты подразделения «Вымпел».
Кроме «боевиков» работали и оперативники. Они своими методами проникли на базу атомного ледокольного флота.
«ОПЕРОМ» НАДО РОДИТЬСЯ?
Как-то известный советский разведчик Рудольф Абель в беседе с журналистами сказал: «Разведка — это работа. Очень трудная и опасная. Это постоянная импровизация ума...
Главное в работе разведчика — та пора, когда вокруг него тихо и спокойно, а он, внешне для всех неприметно, делает свое государственное дело, живя одновременно двумя жизнями — своей собственной и той, что дана ему легендой, — имея для двух этих жизней одно сердце, одну нервную систему, один запас жизненных сил, а главным и грозным его оружием является ум. Прежде всего ум».
В коротком признании о том, что же главное в работе разведчика, Абель говорит о сердце, нервах, запасе жизненных сил и трижды при этом упоминает ум.
Да, в основе успеха любого разведчика лежит ум. На нем, как на фундаменте, зиждется точный расчет, умение переиграть противника, замешанное на оперативном опыте.
Так уж вышло, что первоначально крен в подготовке бойцов «Вымпела» был взят боевой. Наверное, тут наложил свой отпечаток Афганистан, да и объективно не каждый сотрудник спецслужб может стать оперативником.
Освоить любую воинскую профессию, как требуют того законы специального разведывательно-диверсионного подразделения, не просто. На это уходят годы, а порою и вся жизнь.
Но чтобы стать классным «опером», надо нечто большее, чем желание, знание законов оперативной деятельности, обладание опытом этой работы.
Что это такое — «нечто большее»? Говорят — талант. «Опером» надо родиться, — считают одни. «Операми» не рождаются, а становятся, — утверждают другие.
Сдается мне, что оба мнения имеют право на жизнь. Ведь из тысяч людей, посвятивших себя делу защиты безопасности Отечества, каким-то неведомым образом выкристаллизовываются эти единицы, носящие весьма почетное в среде профессионалов звание — оперативные работники. И тут дело не в специфике базового обучения (хотя оно никогда не было лишним). Ведь можно припомнить немало примеров, когда «опера» по образованию оказывались в хозяйственниках или кадровиках. При этом не хочу обидеть ни тыловых, ни штабных работников. У них свои очень важные и нужные заботы. Но речь сейчас не о них. Казалось бы, Рудольф Абель (в молодости Фишер), прекрасный мастер радиоигры, начальник радиослужбы 4-го разведывательно-диверсионного управления, имеет иную специализацию, нежели глава резидентуры. Однако Абель прославился как крупный разведчик-нелегал, руководитель нашей агентурной сети в странах Западной Европы.
А поразительное перевоплощение легендарного Николая Кузнецова, исконно русского, уральца, в немецкого обер-лейтенанта Пауля Зиберта, его фантастически дерзкие и, в тоже время, точно просчитанные акции возмездия говорят об уникальном слиянии в одном человеке таланта оперативника и боевика.
Как-то я рассказал своему товарищу, профессионалу-переводчику с немецкого, о Юрии Ивановиче Дроздове, разведчике-нелегале, работавшем под маской богатого германского барона. Переводчик, хорошо знавший Германию, прослуживший там добрый десяток лет, несказанно удивлялся, вопрошая: «Как это может быть? Я знаю немцев. Германский барон и русский парень из обычной семьи... Фантастика!»
Наверное, фантастика. И в то же время — реальность. Это они, генерал Дроздов, впоследствии начальник нашей нелегальной разведки, полковник Савинцев, заместитель командира группы «Вымпел», учили бойцов подразделения тонкостям оперативной работы.
В соответствии со своей должностью Евгений Александрович Савинцев занимался этими «премудростями» каждый день.
Он успел захватить Великую Отечественную, навоевался вдоволь после мая 1945 года с бандами фашистских подручных, а через сорок лет попал еще на одну войну — афганскую, сменил Лазаренко на «Каскаде». Так что Савинцев имел колоссальный опыт оперативной работы.
До сих пор вымпеловцы помнят его уроки.
«В „Вымпеле", — сказал как-то Евгений Александрович, — крепко работали с офицерами. Это была настоящая учеба. Мы все время экспериментировали. Искали. Важно, чтобы не погас огонек интереса. И кажется, нам это удалось».
Адмирал Хмелев, полковник Савинцев учили: впереди должна идти мысль. Так, собственно, и было.
Недавно в разговоре с начальником штаба «Вымпела», другими сотрудниками мы обсуждали проблему соотношения мысли и действия. Иными словами, долю оперативной и боевой работы в проведении специальной операции. Спорили долго. Кто-то говорил, что расклад тут 60 процентов на 40, кто-то считал, что оперработа занимает все 90 процентов, боевая лишь 10.
К общему мнению так и не пришли. Мне кажется, это не столь важно — 60 процентов или все 90 отдано оперативной проработке операции. Радует само понимание проблемы и приоритеты.
Хотя справедливости ради следует отметить: пик «оперативной формы» «Вымпела» позади, в прошлом, лучшие «опера» — на гражданке. И это, увы, не мое мнение. Это мнение большинства как действующих, так и уволенных в запас сотрудников.
Нынешнее руководство во главе с генералом Владимиром Егоровичем Проничевым делает очень многое, чтобы вернуть подразделению высокий уровень профессионализма. Однако сделать это не просто.
«Потери» группы в ходе бездумных пертурбаций, реорганизаций, переподчинений — велики. А специфика подразделения такова, что воспитать новое поколение профессионалов помогут только годы.
Ветеран «Вымпела» Сергей Проценко рассказал мне интересный случай.
Спустя несколько месяцев после октябрьских событий 1993 года власти, скрепя сердце, наградили несколько сотрудников группы медалями. В Кремле после вручения награды у Проценко состоялся примечательный разговор с одним из высокопоставленных генералов Главного управления охраны.
Генерал хоть и вручил медали, однако не скрывал своего недовольства действиями группы в Белом доме.
— Да вас шашками всех надо порубать, а не награждать, — пошутил таким макаром генерал.
— Ну порубаете, а где других возьмете, чтоб под пули шли?
— А... — махнул рукой генерал, — Россия велика, найдем.
Россия и вправду велика, да вот, оказывается, не просто найти, вырастить, обучить, воспитать профессионала для «Вымпела». И в особенности профессионала-оперативника.
Сегодня, вспоминая о старых добрых временах, вымпеловцы подчеркивают одну мысль: интересно было работать.
«А в чем этот интерес?» — спросил я однажды начальника отдела подразделения. Знал: он прекрасный боевик, много и умело прыгает с парашютом, освоил альпинистское мастерство. Казалось бы, о том и речь, но подполковник Николай Леонидов (фамилия изменена) заговорил совсем о другом.
«А разве не интересно под легендой, тобой разработанной, обкатанной, проникнуть на режимное предприятие? Ну, например, на самолетостроительный завод?»
Да, сколько изобретательности, точного расчета, актерского мастерства, если хотите, надо иметь, чтобы под видом научного работника из Москвы пройти на секретный завод. Учитывая, конечно, что там тоже работают не дураки и есть своя охрана, свой режим пропуска. Нелегко пришлось Николаю, ведь по легенде он был ученым по самолетному радиооборудованию. Попробуйте вести на профессиональном уровне беседу с людьми, которые это оборудование знают с закрытыми глазами. И тем не менее вымпеловец не сплоховал, он сумел выведать секреты, не раскрыв себя.
Эти учения с удовольствием вспоминал Николай Леонидов. Выполнена трудная, но творческая работа.
Другой сотрудник подразделения Игорь Баюков рассказал об учениях, в ходе которых разведывательно-диверсионной группе предстояло захватить секретоносителя. В роли секретоносителя выступал опытный работник местного КГБ. Заранее предупрежденный о захвате, он предпринимал усиленные меры предосторожности, пытался заранее просчитать действия диверсантов. Не удалось. Захват был столь неожиданным, что секретоноситель сдался сразу, признав профессионализм вымпеловцев.
Таких учений проходило много. Не ошибусь, если скажу, что в «архиве» каждого сотрудника есть свои «любимые» учения. И чаще всего они связаны с работой ума, с поиском, с интересным делом.
Есть, конечно, и классика. Хотя знаю, многие вымпеловцы так не считают. Тут, может быть, впервые смею с ними не согласиться. Разве проникновение в сверхзакрытый Арзамас-16 оперативным путем — это не вершина оперативного творчества? А выход на базу ледокольного флота в Мурманске под видом высоких и состоятельных иностранных гостей в ходе учений «Блокада-93»?
Представители «арабских шейхов» прибыли к руководству базы и предложили фантастический проект — фрахт атомного ледокола для похода к Северному полюсу. Вспомните 1993 год, стремительная инфляция, рост цен, ледокольный флот брошен государством, по сути, на произвол судьбы, а тут «шейхи», которые готовы платить умопомрачительные суммы в твердой валюте. Как тут не поверишь?..
Да и представители солидные... Как вы догадываетесь, в роли личных представителей «шейхов» выступали оперативники «Вымпела».
Мне поведал один из участников этих учений, как «посланники Арабских Эмиратов» из Балашихи забили холодильник фруктами, угощали гостей рюмочкой изысканного коньяка, а вечером доставали кашку... Но это уже были рабочие моменты, о которых не догадывался никто.
Главное, «посланникам» поверили, и руководство базы готово было заключить контракт. Жаль, что он не состоялся. Прекрасный был бы поход на Северный полюс. Можно сказать, исторический. Впрочем, эта операция и так вошла в историю «Вымпела» как прекрасный образец высокого оперативного искусства.
