И Мэллори поверил ему. С минуту разглядывал он матовый
блеск моря, мириады звезд, мерцающих над темной его гладью.
Затем резко повернулся к Дженсену:
 -- Но у нас же есть флот, сэр! Почему бы не эвакуировать
гарнизон на кораблях? Ведь флот...
 -- Флот! - саркастически перебил его Дженсен. -- У флота
кишка тонка. Район Эгейского моря сидит у него в печенках. Ему
надоело понапрасну высовываться и получать по носу. Немцы
успели подбить два линкора, восемь крейсеров, четыре из них
потопили. Это не считая дюжины эсминцев... А о мелких судах и
говорить нечего. Ради чего? Чтобы наше командование могло
играть со своими берлинскими коллегами в кошки-мышки? Игра
доставляет огромное удовольствие всем. Всем, кроме тысячи
моряков, которых потопили в той игре, кроме десяти тысяч томми,
индусов, новозеландцев и австралийцев, которые страдали и
умирали на этих островах, так и не поняв, ради чего они гибнут.
 Пальцы Дженсена, сжимавшие баранку, побелели, лицо
прорезали горькие складки. Мэллори был потрясен неожиданной
вспышкой ярости, так не вязавшейся с характером Дженсена... А
может, именно здесь-то и проявился его характер? Может, Дженсен
совсем не таков, каким кажется со стороны?
 -- Вы сказали, на Керосе тысяча двести человек, сэр? -
спросил Мэллори.
 -- Да. Тысяча двести человек. -- Дженсен мельком взглянул
на него и отвернулся. -- Ты прав, приятель. Конечно, прав. Я
совсем потерял голову. Конечно, мы их не бросим. Флот в лепешку
разобьется. Подумаешь, еще два-три эсминца накроются. Прости,
дружище, я снова за свое. А теперь слушай. Слушай внимательно.
Эвакуировать их придется ночью. Днем у нас ни одного шанса:
две, а то и три сотни пикировщиков только и ждут появления
британского эсминца. Эвакуировать придется именно на них.
Транспорты и тендеры в два раза тихоходнее. До северных
островов Лерадского архипелага им не добраться: не успеют
вернуться к рассвету на базу. Расстояние слишком велико.
 -- Но ведь Лерады растянулись длинной цепочной, --
возразил Мэллори. -- Разве эсминцы прорвутся?
 -- Между островами? Это исключено. -- Дженсен покачал
головой. -- Проливы сплошь заминированы. И на тузике не пройти.
 -- А проход между Майдосом и Навароне? Он тоже
заминирован?
 -- Нет. Он чист. Там глубины слишком большие. Якорные мины
не поставить.
 -- Тогда здесь и нужно идти, сэр! Ведь с другой стороны
турецкие территориальные воды...
 -- Мы бы вошли в турецкие воды хоть завтра, средь бела
дня, будь от этого прок, -- устало сказал Дженсен. -- При
прочих равных условиях мы пойдем западным проливом. Он и
безопасней, и путь короче, и международных осложнений избежим.
 -- Что значит "при прочих равных условиях"?
 -- Я имею в виду пушки крепости Навароне. -- Дженсен долго
молчал, потом повторил медленно, бесстрастно, как повторяют имя
старинного и грозного врага: -- Пушки крепости Навароне. В них
вся суть. Они прикрывают с севера входы в оба пролива. Если бы
нам удалось подавить эти пушки, то этой же ночью сняли бы с
Кероса гарнизон.
 Мэллори не проронил ни слова, поняв, что услышит главное.
 -- Это не обычные пушки, -- неторопливо продолжал Дженсен.
-- Артиллеристы считают, что калибр их, самое малое, девять
дюймов. Думаю, это двухсотдесятимиллиметровые гаубицы. Наши
солдаты на итальянском фронте боятся их больше всего на свете.
Скорость снарядов невелика, зато ложатся они точно. Как бы то
ни было, -- добавил он мрачно, -- "Сибарис" потопили за
каких-то пять минут.
 -- "Сибарис"? Я что-то слышал...
 -- Крейсер с восьмидюймовыми орудиями главного калибра. Мы
послали его месяца четыре тому назад подразнить фрицев. Думали,
будет что-то вроде увеселительной прогулки. Но немцы отправили
корабль на дно. Спаслось всего семнадцать человек.
 -- Господи! -- воскликнул потрясенный Мэллори. -- Я и не
знал.
 -- Два месяца назад мы предприняли широкомасштабную
десантную операцию, -- продолжал Дженсен, не обратив внимания
на слова Мэллори. -- Участвовали коммандос, морские десантники,
корабли Джеллико. У немцев было небольшое преимущество:
Навароне окружен скалами, -- но ведь в атаке участвовали
отборные войска, возможно, лучшие в мире. -- После паузы
Дженсен добавил: -- Их изрешетили. Почти все были уничтожены. В
течение последних десяти дней мы дважды сбрасывали на парашютах
подрывников, ребят из спецотрядов. Они попросту исчезли, --
пожал недоуменно плечами Дженсен.
 -- И неизвестно, что с ними?
 -- Неизвестно. Нынче ночью была предпринята отчаянная
попытка отыграться. И чем дело кончилось? На командном пункте я
помалкивал. Ведь это меня Торранс и его парни хотели сбросить
на Навароне без парашюта. И я их не осуждаю. Но у меня не было
иного выхода.
 Громадный "хамбер" начал сбавлять скорость, бесшумно катя
мимо скособоченных лачуг и домишек западного предместья
Александрии. Впереди на свинцовом небе появилась светлая
полоска.
 -- Вряд ли из меня получится парашютист, -- с сомнением
сказал Мэллори. -- По правде говоря, парашюта я и в глаза не
видел.
 -- Не переживай, -- заметил Дженсен. -- Парашют не
понадобится. Способ, каким ты попадешь на Навароне, будет много
труднее.
 -- Но почему выбрали именно меня, сэр? -- спросил Мэллори.
Он ждал, что скажет Дженсен еще, но тот молчал, наблюдая за
дорогой, испещренной воронками.
 -- Струсил? -- усмехнулся Дженсен и круто повернул руль,
чтобы объехать глубокую яму, затем снова выправил машину.
 -- Конечно, струсил. Вы таких страстей наговорили, сэр,
что любой струсит. Но я имел в виду другое.
 -- Я так и понял. У меня с чувством юмора плохо. Почему
именно ты? Да потому, что у тебя для этого все данные, дружище.
Ты первоклассный подрывник, умелый организатор. Проведя полтора
года на Крите, ты не получил ни одной царапины. Это
убедительное подтверждение, что ты способен выжить на
захваченной противником территории. Узнав, каким досье на тебя
я располагаю, ты бы очень удивился, -- фыркнул Дженсен.
 -- Нет, я бы не удивился, -- раздраженно ответил Мэллори,
-- но я знаю, по крайней мере, трех офицеров, данные которых не
хуже моих.
 -- Конечно, есть и другие, -- согласился Дженсен. -- Но
другого Кейта Мэллори не найти. Кейт Мэллори! -- с пафосом
воскликнул каперанг. -- Кто не слыхал о Кейте Мэллори в старые
добрые времена! Лучший альпинист, самый знаменитый скалолаз,
когда-либо рождавшийся в Новой Зеландии, а значит, и во всем
мире. Человек-муха, покоритель неприступных вершин, которому
подвластны отвесные утесы и бездонные пропасти. Все южное
побережье острова Навароне, -- жизнерадостно произнес Дженсен,
-- представляет собой сплошной утес. Там негде ни зацепиться
рукой, ни упереться ногой.
 -- Понятно, -- пробормотал Мэллори. -- Вот какой способ вы
имели в виду.
 -- Совершенно верно, -- подтвердил Дженсен, -- ты и твоя
группа туда отправитесь. Их четверо. Все как на подбор. Веселые
скалолазы Кейта Мэллори! Каждый -- знаток своего дела. Завтра
ты с ними познакомишься. Вернее, сегодня днем.
 Минут десять ехали молча. От доков повернули направо;
проехав, трясясь по булыжной мостовой, Рю-Сер, свернули на
площадь Мохаммеда Али. Миновав фондовую биржу, спустились по
улице Шериф-паши. Рассвело, и Мэллори отчетливо видел лицо
водителя.
 -- Куда это мы, сэр?
 -- Мы должны повидаться с единственным человеком на
Среднем Востоке, который может вам чем-нибудь помочь. Это месье
Эжен Влакос с острова Навароне.


 -- Вы храбрец, капитан Мэллори, -- нервно крутил тонкие
концы длинных черных усов Эжен Влакос. -- Храбрец и, я бы
прибавил, глупец. Но разве можно называть человека глупцом,
если он всего лишь выполняет приказ? -- Оторвав взор от карты,
расстеленной на столе, грек взглянул в бесстрастное лицо
Дженсена. -- Неужели нет иного выхода, каперанг? -- взмолился
он.
 -- Мы испробовали другие способы, но у нас ничего не
получилось. Остался лишь этот, сэр.
 -- Выходит, теперь его черед?
 -- На острове Керос больше тысячи солдат, сэр.
 Влакос молча кивнул и улыбнулся Мэллори.
 -- Он называет меня сэром. Меня, бедного грека, владельца
гостиницы, каперанг британского королевского флота Дженсен
называет сэром. Старику это льстит. -- Некоторое время он
молчал, уставясь в пространство. Но затем на усталом,
морщинистом лице ожили выцветшие глаза. -- Да, теперь я старик,
капитан Мэллори. Теперь я бедный и грустный старик. Но я не
всегда был таким. Когда-то я был помоложе, был богат и
счастлив. Некогда я владел землей. У меня был надел в сто
квадратных миль в самой прекрасной стране, которую даровал
господь Бог людям, чтобы те любовались ею. До чего же я любил
эту землю! -- Засмеявшись, старик провел рукой по густым, с
проседью, волосам. -- Конечно, как говорится, своя рубашка
ближе к телу. Я свою землю называю прекрасной, а каперанг
Дженсен назвал ее "чертовой скалой". -- Он улыбнулся, заметив
смущение Дженсена. -- Но мы оба зовем эту землю остров
Навароне.
 Пораженный Мэллори посмотрел на Дженсена. Тот кивнул.
 -- Семейство Влакосов владело островом в течение многих
веков. Восемнадцать месяцев назад нам пришлось спешно вывезти
месье Влакоса. Немцам не по душе пришлось его "сотрудничество".
 -- Да, мы были на волоске от гибели, -- кивнул Влакос, --
немцы уже приготовили мне и двум моим сыновьям местечко в
каземате. Но довольно о семействе Влакосов. Просто я хочу,
чтобы вы знали, молодой человек, что я прожил на Навароне сорок
лет и почти четыре дня составлял эту карту, -- он указал на
стол. -- Можете положиться на мою информацию и на сведения,
приведенные в карте. Конечно, многое изменилось, но есть такие
детали, которые остаются прежними. Горы, заливы, перевалы,
пещеры, дороги, дома и, самое главное, сама крепость. Все это
осталось таким, каким было несколько веков назад, капитан
Мэллори.
 -- Понимаю, сэр, -- аккуратно сложив карту, Мэллори
засунул ее под китель. -- Большое спасибо.
 -- Это все, чем я располагаю. -- Влакос побарабанил
пальцами по столу и взглянул на новозеландца. -- По словам
каперанга Дженсена, ваши товарищи свободно говорят по-гречески,
вы наденете платье греческих крестьян и получите фальшивые
документы. Это хорошо. Словом, будете действовать на свой страх
и риск.
 Помолчав, он озабоченно прибавил:
 -- Очень прошу вас, ни в коем случае не прибегайте к
помощи жителей Навароне. Немцы беспощадны. Если они узнают, что
кто-то вам помог, то уничтожат не только этого человека, но и
всех жителей деревни: мужчин, женщин, детей. Такое уже было. И
может произойти снова.
 -- На Крите такое случалось, -- согласился капитан. -- Сам
тому свидетель.
 -- Вот именно, -- кивнул Влакос. -- А жители острова не
имеют опыта партизанской борьбы. Где им было его набраться? У
нас на острове немцы следят за каждым шагом его обитателей.
 -- Обещаю, сэр... -- начал Мэллори.
 -- Погодите, -- поднял руку Влакос. -- Если вы окажетесь в
безвыходном положении, можете обратиться к двум людям. На
деревенской площади Маргариты, что у входа в долину, милях в
трех к югу от крепости, под первым платаном вы встретите
человека по имени Лука. Лука много лет был моим экономом. Он
уже помогал британцам, каперанг это подтвердит. Ему можете
доверить даже собственную жизнь. У него есть друг Панаис. Он
тоже не раз был полезен.
 -- Благодарю вас, сэр. Я запомню: Лука и Панаис, деревня
Маргарита, первый платан на площади.
 -- Больше ни к кому не обращайтесь, капитан. Только к Луке
и Панаису, только к ним двоим, -- повторил Влакос с мольбой в
голосе.
 -- Даю слово, сэр. Чем меньше людей нас увидит, тем лучше
и для нас, и для ваших земляков. -- Мэллори удивился
озабоченности старика.
 -- Надеюсь, -- тяжело вздохнул Влакос. Новозеландец
поднялся и протянул руку.
 -- Вы зря беспокоитесь, сэр. Никто не увидит нас, и мы
никого не увидим, -- уверенно заявил Мэллори. -- Нас интересует
только одно -- пушки.
 -- Да, пушки... Эти ужасные пушки. -- Влакос покачал
головой. -- А что, если...
 -- Пожалуйста, не надо... Все будет в порядке, -- успокоил
старика капитан.
 -- Помоги вам господь! Жаль, что не смогу сопровождать
вас.


Глава вторая. В ВОСКРЕСЕНЬЕ НОЧЬЮ. 19.00--02.00


 -- Кофе, сэр?
 Мэллори зашевелился, застонал и очнулся от тяжелого сна.
Откинувшись на жесткую спинку кресла, он сварливо пробурчал: --
Интересно, когда в авиации появятся мягкие кресла вместо этих
чудовищных сооружений? -- Окончательно проснувшись, капитан
машинально взглянул на светящийся циферблат наручных часов. Еще
только семь! Выходит, он спал каких-то два часа. Дали бы еще
вздремнуть!
 -- Кофе, сэр? -- терпеливо повторил молодой воздушный
стрелок, державший в руках крышку от ящика из-под боеприпасов,
на которой стояли чашки кофе.
 -- Извини, дружок. -- Выпрямившись, Мэллори, взял в руки
чашку, одобрительно понюхал ароматный напиток. -- Спасибо.
Пахнет, как натуральный кофе.
 -- Натуральный и есть, сэр, -- гордо улыбнулся стрелок. --
У нас на камбузе и кофеварка имеется.
 -- Кофеварка! -- удивился Мэллори. -- Хорошо устроились
авиаторы. Тяготы военного времени вам нипочем! -- Откинувшись
на спинку кресла, он вдохнул аромат кофе. Но тут же вскочил,
ошпарив колени горячей жидкостью, и посмотрел в иллюминатор.
Взглянув на стрелка, он показал вниз, на горный ландшафт. -- В
чем дело, черт побери? Мы должны прилететь через два часа после
наступления темноты... А ведь едва зашло солнце. Что, пилот
рехнулся?..
 -- Это Кипр, сэр, -- улыбнулся воздушный стрелок. -- Вот
там, на горизонте, Олимп. Мы почти всегда делаем крюк и
проходим над Кипром, когда летим в Кастельроссо. Чтобы нас не
заметили, сэр. К тому же, так мы оказываемся в стороне от
Родоса.
 -- Скажет тоже! Чтобы нас не заметили... -- послышался
протяжный американский говорок. Говоривший не сидел, а лежал в
кресле. Костлявые колени задрались выше подбородка. -- Черт
меня побори! Чтобы. не заметили! -- повторил он в недоумении.
-- Делаем крюк, пролетая над Кипром. Двадцать миль везут на
катере из Александрии, чтобы никто не заметил с берега, как нас
сажают в гидроплан. А что потом? -- он с трудом приподнялся с
места, взглянул в иллюминатор и снова рухнул в кресло, явно
утомленный таким усилием. -- А потом нас запихивают в этот
летающий гроб, выкрашенный ослепительно белой краской, так что
его за сто миль и слепой увидит.
 -- Белый цвет отражает солнечные лучи, -- стал
оправдываться воздушный стрелок.
 -- Мне солнце не мешает, сынок, -- устало отозвался
американец. -- Жара мне по душе. А вот что не по душе, так это
снаряды и пули, которые могут наделать в нас лишних дырок... --
Опустившись в кресло еще ниже, янки устало закрыл глаза и
тотчас уснул.
 Молодой стрелок восхищенно покачал головой и улыбнулся
капитану.
 -- Какой нервный, правда, сэр? Засмеявшись, Мэллори
посмотрел вслед стрелку, который исчез в кабине пилотов.
Неторопливо прихлебывая, кофе, взглянул на спящего, восхищенный
его олимпийским спокойствием. Такого парня, как капрал
американской армии Дасти Миллер, недавно включенный в отряд
рейнджеров, хорошо иметь рядом. Новозеландец с удовлетворением
оглядел и остальных. Под стать Миллеру и они. Проведя полтора
года на Кипре, капитан научился безошибочно определять,
подходит тот или иной солдат для действий в условиях
партизанской войны. За этих он с ходу мог поручиться. Каперанг
Дженсен умеет подбирать людей. Мэллори еще не был знаком с
ними, но внимательно изучил подробнейшие досье на каждого. Он
остался больше чем удовлетворен тем, что узнал.
 Лишь Стивенс вызывал в нем тень сомнения. Мэллори
посмотрел на белокурого лейтенанта, почти мальчика. Тот жадно
вглядывался в землю, проплывавшую под белым крылом
"сандерленда". Лейтенанта добровольческого запаса ВМС Энди
Стивенса выбрали по трем причинам. Во-первых, он поведет судно,
которое доставит их на остров Навароне. Во-вторых, он
первоклассный альпинист, на его счету несколько сложных
восхождений. В-третьих, он выпускник университета, фанатично
влюбленный в эллинистику, свободно говорит на греческом и
новогреческом. Перед войной он дважды проводил отпуск в Афинах,
работая агентом туристского бюро. Но молод, совсем зеленый
юнец. А молодость подчас опасное свойство. На Крите
обстоятельство это часто становилось роковым. Воодушевление,
юношеская горячность чаще всего были излишни. На этой войне не
услышишь трубного зова, рева моторов; пыл и презрение к смерти
тут не нужны. Здесь нужно иное: терпение, выносливость,
стойкость, умение перехитрить противника -- качества, редко
присущие молодым. Но, похоже, этот парень сумеет быстро
обучиться.