А.Д. Г.К. А.П. С журналистикой покончено, забудьте…О друзьях-товарищах, драме «Известий» и распаде профессии
ПРЕДИСЛОВИЕ Чем дальше август 1991 года, тем яснее масштаб случившегося. Кто-то называет те дни историческими, кто-то – окаянными. Одним по душе определение «революция», другим – «переворот», третьим – «смена элит». Возможно, всех примирит «шоковая терапия». Она оказалась всеобъемлющей. «Терапия» – потому что без крови и жертв. «Шоковая» – по восприятию последствий. В политике она привела к распаду Союза. В экономике – к рождению дикого капитализма со всеми его язвами. В идеологии – к такому же обману, который пронизывал предыдущую, советскую эпоху, только в другой «упаковке». Долгожданные демократия, свобода слова, независимые СМИ оказались суррогатными. Об этом мы и решили поговорить, сосредоточившись на близком нам ремесле. Мы не отличаемся единодушием, что, надеемся, заметит читатель. Вот и на тему «о чем разговор» каждый решил высказаться отдельно. Объяснительная от А.Д. Я долго колебался, делать наш разговор публичным или поостеречься. Перечитывая стенограмму, особенно нелицеприятные высказывания в чей-то адрес, ловил себя на мысли: этого человека уже нет в живых, этот – тяжело болеет, а мы тут демонстрируем красноречие, правду-матку режем, оценки раздаем. По какому праву? Еще одно сомнение было. Думал: кому интересно сопоставление «нашей» и сегодняшней журналистики, если она оказалась на обочине общественного интереса, а тиражи газет упали до смехотворных величин? И - не выступаем ли мы в роли старых ворчунов, которые в прошлом видят только хорошее, а в настоящем – плохое? В конце концов, не без помощи соавторов, вспышки угрызений конформизма удалось погасить. Почему? Вернусь к вышеизложенным тезисам – только в обратном порядке. Не удариться в старческий маразм – это, по-моему, нам с Плутником еще по силам. При всей фатальной популярности телевидения и Интернета я не считаю традиционную «печатную» журналистику обреченной на забвение. Думаю, она переживет кризис и вернется к читателям не в униженном коммерцией, а достойном виде. С возрождением интереса к ней неизбежно появится и стремление понять, что же случилось с отечественной печатью на крутом переломе веков. Будет ли получен правдивый ответ? Надеюсь, да. И, может, наши местами сбивчивые беседы окажутся – пусть небольшим – вкладом в решение будущей задачи. Что ж до оценок, которые могут вызвать обиду, то это – дело неизбежное, если пытаешься представить истинную, а не «отредактированную» картину. Тут что важно? Не обелять себя любимого. За это мы решили держаться крепко. Словом, взялся за гуж… * * * Автобиографии: тридцать строк на троих Я родился в 1940 году в восточной Украине (Луганск), а вырос и окончил школу в Украине западной (Ровно). В 1957 году поступил в Московский университет, и с тех пор являюсь москвичом. 37 лет проработал в «Известиях»: от стажера до первого заместителя главного редактора. Сейчас на пенсии, но продолжаю писать, являюсь обозревателем «Литературной газеты». Лауреат премии Союза журналистов СССР и премии за международную журналистику имени В.Воровского. Женат (однажды). Жена – журналист. Дочь – врач. Сын – издатель. Три внука. Люблю путешествия, украинские народные песни и спортивные игры (особенно футбол). Анатолий ДРУЗЕНКО (А.Д.) Я родился в 1953 г. в Тбилиси. Мечтал стать летчиком, потом дипломатом, но в 17 лет резко изменил курс. Публикации «крацовщика-отжигальщика Ереванского алюминиевого завода» появились под влиянием друга – лучшего очеркиста местной «молодежки». После окончания МГУ работал в «Советском спорте», ТАСС, «Неделе» (литредактор), «Труде» (собкор по Армении, зам. редактора отдела), «Известиях» (зам. редактора отдела), «Новых Известиях» и «Русском курьере» (редактор отдела). Лауреат премий «Лучшие перья России» (2000-2003 гг.), член Российского Пен-центра. Покинул журналистику после того, как в перечисленных и большинстве иных СМИ остались лишь названия. Гагик КАРАПЕТЯН (Г.К.) Я родился в 1941 г. в Московской области. Жил в Царицыно. Это в недавнем прошлом – ближнее Подмосковье, сейчас – район Москвы. Потрясение юности – меня приняли в МГУ, на факультет журналистики. Потом - «Известия», куда тоже не надеялся попасть, но где проработал тридцать лет и три года, с 1966 по 1999 гг. Литсекретарь, литсотрудник отдела писем, спецкор отдела - сельского хозяйства, права и морали, советского строительства, зам. редактора отдела права и морали, редактор отдела «Общество», политический обозреватель. В двух последних должностях – член редколлегии (избран коллективом). Лауреат премий Союза журналистов СССР и Москвы, а также премии «Золотое перо России» (2005 год). В настоящее время - шеф-редактор журнала «РоКК» Альберт ПЛУТНИК (А.П.) Композиция книги: двадцать строк на двоих Разговоры – «жанр» особенный. Устная речь не обладает логичностью и выверенностью письменной речи. Она сбивчивее, вольнее, фрагментарнее. В долгих разговорах собеседники часто меняют темы, переходят, а то и перескакивают, с одного на другое, то дают волю воспоминаниям, то принимаются обсуждать последние новости, то как бы не к месту увлекаются общими рассуждениями или персональными характеристиками. Попутно они вольны, когда захотят, снова возвращаться к каким-то мыслям и сюжетам, привлекая в качестве аргументов не только новые соображения, но и архивные документы, газетные статьи, цитаты из книг, стенограмм летучек «Известий», и даже фрагменты поэмы, посвященной известинцам… Конечно, можно было, собирая в книгу наш разговорный материал, логичнее компоновать его, менять местами какие-то части. Но мы лишь изредка придерживались принципа «воссоединения однородного материала». Чаще сохраняли свободу и непосредственность устной речи. А.П. И название, и подзаголовок книги – после обсуждений вариантов – придумал Друзенко. Ему же принадлежит идея обозначения соавторов на обложке инициалами, а также большинство решений по композиции книги. Словом, ее генеральный конструктор - А.Д. …Пролетел год после того, как Лариса Георгиевна Друзенко предпоследним летним утром позвонила А.П. и мне, сообщив о внезапной кончине А.Д. Заканчивая книгу вдвоем, мы ни разу и нигде, многократно перепечатывая черновики, не ставили траурную рамку. Да и выглядела бы она несуразно, неправильно перед двоеточием – знаком живой речи. Мы остаемся собеседниками А.Д. Г.К. Коллективные беседы – жанр сложный и на редкость трудоемкий при подготовке к печати. Мы, к тому же, все вместе, постоянно сомневались – а стоит ли? А зачем? Кому это нужно - выносить на люди наши разговоры? Толя считал, что, укрепить или разуверить нас в этих сомнениях могут только «пробные читки» - пусть почитают наши первые разговоры, переведенные на печатный язык, люди со стороны, послушаем, что они скажут. Среди самых первых читателей, чье мнение послужило для нас источником веры и надежды, была Татьяна, жена Гагика. Тяжело больная, она находила в себе силы поддерживать нас своим трогательно внимательным отношением к скромным размышлениям и воспоминаниям, составившим эту книгу. И, мне кажется, мы можем считать Таню, так рано ушедшую из жизни, нашим четвертым соавтором. Она умерла в августе 2005-го, ровно год спустя после смерти Толи Друзенко. А.П. |