КОЛЛЕГИ В ПОГОНАХ

ГЛАВА 34. «БЛАГОСЛОВЕНИЕ» КАРАПЕТЯНА. «НЕРАЗЛИЧИМЫЙ ТОВАРИЩ» ПРЕДЛАГАЕТ РАБОТУ. САНЯ П. «ИЗВЕСТИЯ» ИЗБАВЛЯЮТСЯ ОТ ЛИЦ ДВОЙНОГО ПОДЧИНЕНИЯ. СВОБОДУ НИКОЛАЮ ХОХЛОВУ!

А.Д. Вас когда-нибудь совращали?

А.П.: ???

А.Д.: Ну, предлагали жить секретной жизнью?

Г.К.: И не пытались. Хотя мы знали, что на 4-м курсе ряд наших ребят пригласили в партком для конфиденциальных бесед с кадровиками из органов. Впрочем, у меня самого есть грех совращения. Пора покаяться…

А.Д. Пока ты не начал, предлагаю установить простое правило: упоминая тех, кто официально не «раскрыт» -- обходимся без фамилий. Тем более, что мы иногда будем говорить о том, чего наверняка не знаем, да и не можем знать.

Г.К. Согласен. Итак, мы проходили преддипломную практику, когда где-то в полночь в мою комнату в общаге-«высотке» на Воробьевых горах постучался Л. М. Он был студентом 4-го курса журфака (видимо, «отборочного» для КГБ), но дружил с будущими выпускниками, так как выбрал жену среди наших девушек. Зашел посоветоваться: чтобы остаться в Москве, нужно согласиться на работу в органах. Как быть? Другого выхода у них, выходцев из провинции, не нашлось (может, не очень искали?).

И я «благословил» парня, который спустя годы «засветился» оператором корпункта одного из наших телеканалов в Риме. Когда полужурналист-получекист (имею в виду уровень профессиональных достижений) вернулся в Москву, мы случайно увиделись в лифте «Труда». Мой протеже, сопровождая иностранца-бизнесмена, спешил на встречу с П. Н., -- кстати, тоже выпускником журфака МГУ, бывшим собкором профсоюзной «многотиражки» в Италии (отложив «погоны», теперь верховодит издательством одной из московских газет).

А.Д.: А меня совращали дважды. Сначала - на факультете, перед защитой диплома, потом - в редакции.

Г.К.: И как это выглядело?

А.Д.: Буднично. Валентина Федоровна Рыбакова, секретарь учебной части, отловила меня в коридоре и пригласила к себе. Там, смущаясь, представила невзрачному человеку с размытыми чертами лица и удалилась. Он начал туманный разговор, спрашивал, как я отношусь к возможной работе за границей. Разъяснял, что работать придется по специальности, но надо и подучиться. Напирал, что я подхожу по характеру и темпераменту, что они знают про отца. Отец в органах работал.

А.П.: Понятно – пытались создать династию. И что же ты?

А.Д.: Сказал, что на меня пришел вызов из «Известий». А трудиться в такой газете, при Аджубее - мечта каждого. Он услышал про Аджубея, вздохнул, пожелал удачи и удалился.

Г.К.: А второй раз?

А.Д.: Тогда было посложнее. Я уже работал, начал печататься, вдруг позвонила Кулагина – помните, из кадров - просит зайти. У нее сидит такой же неразличимый товарищ. И вновь настойчиво предлагает пойти учиться, чтобы потом стать заграничным корреспондентом. На этот раз пристали крепко. А я для себя решил: нет! Нужно было найти причину. Вспомнил, что хожу в очках, один глаз плохо видит. Рассказал, что в детстве у меня было бельмо, мать вывела, но зрение нарушилось. Напугал, что не исключена полная потеря. Они и отстали.

А.П.: Потом не жалел?

А.Д.: Да нет. Иногда пытался представить, получился бы из меня Штирлиц, но воображения не хватало. А про вербовки на факультете почти в открытую говорили. Мы даже знали ребят, которые согласились.

А.П.: Не от них самих, наверное?

А.Д: А с какого такого бодуна они вскоре после окончания факультета попадали, скажем, в аспирантуру Сиракузского университета в США?! С одним из них – Саней П. - я потом столкнулся в Польше. Он там работал корреспондентом ТАСС. Отличный мужик! На первых порах вводил меня в курс дела, учил ездить на «Волге» по Варшаве. Я тогда еще жил один, семья не приехала. Мы в воскресенье с утра поездим  по городу, а потом - ко мне. Садимся на кухне,  открываем  холодильник. То, се, пиво, вобла, вобла, пиво, мужской разговор. Татьяна, его жена, звонила, спрашивала, не затянулись ли наши занятия. Во время посиделок Саня - он понимал, что я знаю - намекал, жаловался. Говорил: мол, коллеги на него косятся, боятся, что он закладывает их, сообщает, кто что сказал и сколько выпил. «Идиоты, - качал головой, - я же другими делами занимаюсь! Политической разведкой!» Этих ребят часто не по делу подозревали.

Г.К.: Как тесен журналистский мир! Весной 80-го я по своей дурацкой инициативе оказался в «братской могиле» под вывеской ТАСС, точнее, в Главной редакции информации для заграницы, где познакомился с твоим Саней. Узнав об этом от меня, мой тогдашний тесть, три десятилетия проработавший в ТАСС, посоветовал осторожнее общаться с коллегой, иллюстрируя свои слова известным движением двух пальцев в сторону плеча. Да, я еще студентом читал заметки П. из США. А туда за красивый «ежик» (узнаваемая  прическа П.) в то время не отправляли. Впрочем, и теперь мало что изменилось в растерявшем прежнее реноме агентстве.

А.П.: Вскоре после избрания главным Голембиовский заявил о намерении избавиться от коллег в погонах. Сказал  на летучке -  им в «Известиях» делать нечего. 

А.Д.: Нормально! Мы уже независимы, не чей-то орган, а сами по себе, никому не подчиняемся - ни Политбюро, ни  Верховному Совету. Игорь позвонил то ли в КГБ, то ли в ГРУ. Так, мол, и так, вы должны убрать «своих». Остаться у нас могут только те, кто покинет «контору», заявив официально, что они будут  выполнять только журналистскую работу. Этот шаг стал достоянием гласности и, естественно, работал на имидж газеты.

Дайджест

«…И я в этом смысле понимаю известинцев. Наших людей никто не должен знать: ни посол, ни главный редактор. Если сумеем это сделать - значит, работаем профессионально…»

(В.Бакатин, «Известия», 25 октября 1991 г.).

Г.К.: Голембиовский, если не ошибаюсь, тут не стал первопроходцем. Первым атаку на чекистов под «крышами» начал Борис Панкин. После провала путча-91 он 100 дней поработал министром иностранных дел. На этой атаке, кажется, и «погорел».

А.Д.: Не знаю, что реально предпринимали Панкин в МИДе и Бакатин в КГБ, но для СМИ шаг Голембиовского стал, конечно, революционным.

Дайджест

«…25 августа 1991 г… Егор Яковлев по-дружески требует отозвать всех офицеров действующего резерва из Гостелерадио. Я согласен. Но когда это произойдет, не следует впадать в иллюзию, что позиций КГБ там уже нет…»

(В. Бакатин, «Избавление от КГБ», Москва, 1992)

А.П.: Журналисты в погонах - сфера, которую я бы назвал закрыто-открытой, - полная секретов, слухов, догадок, легенд. О ней побаивались говорить вслух. 

А.Д: Но все редакционные застолья и посиделки каким-то боком этого касались: «ху из ху», «у кого на плечах погоны», «какое у кого звание?»… Иногда жестами, намекали. Назовут фамилию или кивнут в чью-то сторону и стучат ладошкой по плечу. Все всё понимали.

А.П.: Тем не менее, это была глубоко законспирированная сфера. Иначе бы в принципе исключались сцены вроде той, которая однажды разыгралась на моих глазах. К  начальнику отдела кадров редакции пришел человек и представился: «Собственный корреспондент «Известий» в такой-то стране». Кадровик с интересом посмотрел на незнакомца: «Простите, я вас впервые вижу». Не признанный собкор с повышенным  вниманием посмотрел на кадровика и, несколько раздосадованный, дал тому понять: тем хуже для вас, я не первый год здесь работаю.          

А.Д.: Видимо, был перегружен секретными заданиями и не мог выкроить время, чтобы добраться до редакции и сообщить, что он утвержден корреспондентом «Известий».

А.П.: Озабоченный начальник отдела кадров (сам недавно занял эту должность) принялся куда-то звонить, выяснять. Выяснил и извинился. Его даже пристыдили: как же так, не знаете своих! Кстати, по понятным причинам, я не в курсе, как выполняли иные «разведчики» свои прямые обязанности, но журналистами многие из них оказались весьма способными. Профессионалы чистой воды. «Легальным» могли сто очков вперед дать! Иные даже прославились. Не знаю, был ли разведчиком Николай Хохлов, но вряд ли как рядовой журналист он бы попал в  ситуацию, когда пришлось несколько дней и ночей пробираться через африканские джунгли, скрываясь от преследовавших его «компетентных органов» одной из не самых развитых стран. Когда его все же задержали,  весь Союз поднялся на защиту. Митинги, призывы: «Свободу Хохлову!». В результате гонений, которым он подвергся на конголезской чужбине, стал у нас чуть ли не национальным героем.

А.Д: А в редакции что творилось! Мы спецномер «Известинца» выпустили 16 марта 1965 года, Курасов частушки сочинил. «Дать бы Чомбе кирпичом бы!» Когда на следующий день Хохлов вернулся домой, писали репортаж в номер, снимок опубликовали, как он с трапа спускался.

Г.К.: А профессор Виктория Ученова, не советуясь с «инстанциями», пригласила его на журфаковский семинар. Хохлов, отвечая на наши прямые вопросы, по сути, не исключал возможность совмещения двух древнейших профессий.  

А.П.: Его легендарная эпопея - пример того, как журналист, возможно, «раздваиваясь», при умелом взаимодействии двух ведомств предстает перед своим народом цельной личностью. И может прямо-таки прославить оба ведомства сразу, являясь и автором, и героем многочисленных публикаций.

Дайджест

«…Тут был еще один аспект: впервые после сталинского 1937-го известинский журналист оказался за решеткой. Пусть не у себя дома, а в далекой Африке, но все-таки... Случаев, когда за нашего корреспондента вступался генсек ООН, в истории газеты больше, кажется, нет. Все полагали, что это начало карьерного взлета, что Хохлову орден дадут, не меньше. Но не сложилось. После конголезской эпопеи он поработал в Танзании и Эфиопии, потом в редакции переключился на «внутрисоюзную» тематику. Писал, говорят, хорошо. Умер в августе 1985-го».

(С. Нехамкин, «Известия», 10 марта 2005 г.).