Остальные барбудос держались вне ОАС, готовые откликнуться на зов
СДЭКЭ. Преступное прошлое некоторых из них позволяло поддерживать прежние
связи, и они неоднократно пользовались услугами бандитов, чтобы выполнить
особо грязные поручения правительственного учреждения. Их действия вызвали
слухи о "параллельной" (неофициальной) полиции, подчиняющейся одному из
ближайших помощников президента де Голля - Жаку Фоккару. В действительности
"параллельной" полиции не существовало, ей приписывали операции, проведенные
агентами Отдела противодействия или временно нанятыми бандами.
 Для корсиканцев, контролировавших преступный мир Парижа и Марселя и
составлявших основу Отдела противодействия, слово "вендетта" не было пустым
звуком, и после убийства семи барбудос в Алжире они объявили вендетту ОАС.
Точно так же, как корсиканские бандиты помогали союзникам при подготовке
десантов на юге Франции в 1944 году, в начале шестидесятых годов они
сражались за Францию против ОАС. Среди оасовцев было много "pieds-noirs",
"черноногих", французов алжирского происхождения, по складу характера очень
схожих с корсиканцами, так что временами эта война становилась чуть ли не
братоубийственной.
 Покуда тянулся суд над группой Бастьена-Тири, ОАС расширяла свои
операции. Ими руководил полковник Антуан Арго, вдохновитель засады у
Пети-Кламар. Выпускник Политехнического института, одного из самых
престижных учебных заведений Франции, умный и энергичный, Арго служил
лейтенантом у де Голля в "Свободной Франции" и сражался за освобождение
родины от нацистов. Позднее он командовал кавалерийской частью в Алжире.
Невысокого роста, жилистый, хитрый и безжалостный, к 1962 году он возглавил
оперативный штаб ОАС, находящийся за границей.
 Опытный психолог, он понимал, что борьба с голлистами должна вестись по
разным направлениям и всеми средствами, включая террор, дипломатические
переговоры и формирование общественного мнения. Частью его кампании стала
серия интервью газетам и телевидению государств Западной Европы Жоржа Бидо,
бывшего министра иностранных дел Франции, а тогда главы Национального совета
сопротивления, политического крыла ОАС. В них разъяснялись мотивы, по
которым ОАС выступила против генерала де Голля.
 В свое время блестящий интеллект Арго позволил ему стать самым молодым
полковником Франции, а соединив свою судьбу с ОАС, он превратился в
опаснейшего противника голлистского правительства. Интервью Бидо
корреспондентам ведущих телекомпаний и газет создали ОАС неплохую рекламу,
прикрыв, как пологом, проводимые ее боевиками террористические акты.
 Успех пропагандистской кампании, организованной Арго, встревожил
французское правительство ничуть не меньше волны взрывов пластиковых бомб в
кафе и кинотеатрах, прокатившейся по всей стране. 14 февраля был раскрыт еще
один заговор, целью которого являлось убийство де Голля. На следующий день
намечалась его лекция в военной академии на Марсовом поле. Убийца,
притаившись под крышей одного из корпусов академии, должен был выстрелить де
Голлю в спину, когда тот подойдет к дверям зала, где собрались слушатели.
 Потом заговорщики предстали перед судом; Жан Биснон, капитан артиллерии
Робер Пуакар и преподавательница английского языка в военной академии мадам
Поль Руссели де Лифьяк. Стрелять должен был Жорж Ватин, но Хромоногому вновь
удалось скрыться. Как выяснилось на суде, изыскивая возможность провести
вооруженного Ватина на территорию академии, они обратились к офицеру охраны
Мариусу То, который немедленно сообщил обо всем полиции. 15 февраля генерал
де Голль выступил в академии, но, несмотря на его неудовольствие, ему
пришлось приехать туда в бронированном автомобиле.
 Этот невероятно дилетантский по замыслу заговор рассердил де Голля.
Днем позже, вызвав министра внутренних дел Фрея, президент стукнул кулаком
по столу и заявил министру, ответственному за национальную безопасность; "С
этими покушениями мы зашли слишком далеко".
 Было принято решение провести ответную акцию против одного из главарей
ОАС в назидание остальным. Фрей не сомневался в исходе процесса
Бастьена-Тири, продолжающегося в Высшем военном суде, хотя тот все еще
пытался объяснить, что заставило его готовить убийство президента. Но
требовалось более сильнодействующее средство.
 22 февраля копия донесения начальника отдела Два СДЭКЭ, посланного
министру внутренних дел, легла на стол руководителя Отдела противодействия.
Среди прочего в нем указывалось следующее:
 "Нам удалось выяснить местопребывание одного из лидеров подрывного
движения, бывшего полковника французской армии Антуана Арго. Он вылетел в
ФРГ и намерен, согласно информации, полученной нашей разведкой, пробыть там
несколько дней...
 Таким образом открывается возможность выйти на Арго и даже схватить
его. Наша контрразведка официально обратилась к соответствующим службам ФРГ
с просьбой о содействии, но получила отказ. Теперь этим службам известно,
что наши агенты могут напасть на Арго и других главарей ОАС, поэтому
действовать необходимо с предельной быстротой и осторожностью".
 Проведение операции поручили Отделу противодействия. 25 февраля, во
второй половине дня Арго прибыл в Мюнхен из Рима, где проводил совещание с
руководством ОАС. Вместо того, чтобы сразу поехать на Унертлштрассе, он на
такси отправился в отель "Эден-Вольф", где заранее снял номер, очевидно для
какой-то встречи. В номер он так и не поднялся. В вестибюле отеля к нему
подошли и обратились на безупречном немецком двое мужчин. Арго подумал, что
перед ним - местные полицейские, и полез во внутренний карман пиджака за
паспортом.
 Тут же его схватили и поволокли к стоящему у тротуара фургону для
доставки белья в прачечную. Арго попытался вырваться, но на него обрушился
поток французских ругательств. Рука зажала ему нос, кулак ударил в солнечное
сплетение, палец надавил на нерв чуть пониже уха, и он провалился в темноту.
 Двадцать четыре часа спустя в Управлении сыскной полиции в доме 36 по
набережной Орфевр в Париже зазвонил телефон. Грубый голос сообщил дежурному
сержанту, что Антуан Арго, "хорошо упакованный", находится в фургоне на
автомобильной стоянке позади здания. Спустя несколько минут дверь фургона
распахнулась, и Арго вывалился на руки изумленных полицейских.
 Проведя двадцать четыре часа с повязкой на глазах, он жмурился от
дневного света. Не мог стоять без посторонней помощи. Лицо покрывала
запекшаяся кровь, ему разбили нос, рот растянулся от кляпа, который вытащили
полицейские.
 - Вы - полковник Антуан Арго? - спросил кто-то из них.
 - Да, - пробормотал он.
 Каким-то образом агенты Отдела противодействия переправили его через
границу и анонимным звонком известили полицию о посылке, ожидающей на ее же
автомобильной стоянке, показав тем самым, что службе безопасности не чуждо
чувство юмора. Арго освободили из заключения в июне 1968 года.


 Однако агенты, похитившие Арго, не учли одного обстоятельства: наряду с
дезорганизацией, которую внесло похищение в ряды ОАС, похищение это открыло
путь помощнику Арго, малоизвестному, но очень коварному подполковнику Марку
Родину, вставшему во главе операций, конечная цель которых состояла в
убийстве де Голля. По многим обстоятельствам эта замена оказалась
нежелательной.
 4 марта Высший военный суд вынес приговор по делу Бастьена-Тири. Его и
двух других участников покушения приговорили к расстрелу. Ту же меру
наказания определили и еще не пойманному Жоржу Ватину. 8 марта генерал де
Голль три часа слушал адвокатов, обратившихся к нему с прошениями о
помиловании. Двоим он заменил расстрел пожизненным заключением, но приговор
Бастьену-Тири оставил в силе.
 В ту же ночь адвокат сообщил тому о принятом решении.
 - Исполнение приговора назначено на одиннадцатое, - и, видя, что его
подзащитный все еще недоверчиво улыбается, добавил:
 - Вас расстреляют.
 Бастьен-Тири покачал головой:
 - Вы ничего не понимаете. Ни один француз не направит на меня оружие.
 Он ошибся. В восемь утра радиостанция "Европа I" сообщила о том, что
приговор приведен в исполнение. В Западной Европе эту новость услышали все,
кто настроил приемники на соответствующую волну. Слова диктора, вырвавшиеся
из динамика в номере маленького отеля в Австрии, положили начало цепочке
событий, поставивших де Голля на грань смерти. Этот номер снимал Марк Родин,
новый начальник оперативного штаба ОАС.

Глава 2

 Марк Родин выключил транзисторный приемник и поднялся из-за стола, едва
притронувшись к завтраку. Подошел к окну, закурил очередную сигарету, долго
смотрел на засыпанный снегом городок, до которого еще не добралась весна.
 - Мерзавцы, - пробурчал он, имея в виду президента Франции, его
правительство и службу безопасности.
 Родин разительно отличался от своего предшественника. Высокий и
худощавый, с мертвенно-бледным лицом, дышащим ненавистью к голлистам, он
обычно скрывал свои чувства за внешней холодностью, столь несвойственной
латинянам. Он не оканчивал Политехнического института. Сын сапожника, он
уплыл в Англию на рыбачьей лодке, когда нацисты оккупировали Францию. Тогда
ему еще не было двадцати, и он вступил в армию рядовым.
 Повышения по службе, до сержанта, а затем старшего офицера дались ему
нелегко, в кровавых сражениях в Северной Африке и позднее на побережье
Нормандии, где он воевал под командованием Леклерка. Во время битвы за Париж
его произвели в офицеры прямо на поле боя, а когда война закончилась, он
оказался перед выбором: остаться в армии или вернуться к мирной жизни.
 Но вернуться к чему? Он ничего не умел, кроме как тачать сапоги, а
рабочий класс находился под сильным влиянием коммунистов, которые также
занимали доминирующее положение в движении Сопротивления и в организации
"Свободная Франция" внутри страны. Родин остался в армии и с горечью
наблюдал, как молодые выпускники военных училищ зубрежкой учебников получают
те же звания, за которые он расплачивался кровью. А когда они начали
обходить его по службе, Родин добился перевода в колонии.
 Командуя ротой в Индокитае, он оказался среди людей, которые говорили и
думали, как и он. Для сына сапожника продвижение по службе могли обеспечить
лишь новые и новые сражения. К окончанию войны в Индокитае он стал майором
и, проведя несчастливый и полный разочарований год Во Франции, подался в
Алжир.
 Уход Франции из Индокитая и месяцы на родине обратили его недовольство
жизнью в ненависть к политикам и коммунистам, ибо для него эти два понятия
означали одно и то же. Франции, думал он, не вырваться из пут предателей и
слюнтяев, засевших во всех кабинетах, если у кормила власти не станет
военный. В армии не было места ни тем, ни другим.
 Как и большинство боевых командиров, которым приходилось видеть, как их
подчиненные гибнут на поле боя, а иногда хоронить обезображенные тела тех,
кто попал в плен, Родин обожествлял солдат, считая их солью земли. Они
жертвовали собой ради того, чтобы буржуазия могла жить дома в сытости и
достатке. Что же он увидел во Франции после восьми лет боев в Индокитае?
Гражданское население плевать хотело на солдат, а левые интеллектуалы
обвиняли армию во всех смертных грехах. Все это, вкупе с невозможностью
пробиться наверх в мирной жизни, превратило Родина в фанатика.
 Если бы местные власти, правительство и народ Франции более активно
поддерживали военных, они разбили бы Вьетминь, в этом Родин не сомневался.
Уходом из Индокитая Франция предала память тысяч славных молодых парней,
погибших там вроде бы зазря. И Родин поклялся, что такого позора больше не
повторится. Алжир это докажет. Весной 1956 года он с радостью покинул
Марсель, уверенный, что на далеких холмах Алжира осуществится мечта его
жизни и весь мир будет рукоплескать триумфу французской армии.
 Два года жестокой борьбы не поколебали его убеждений. Действительно,
подавить мятеж оказалось не так-то легко, как он предполагал поначалу.
Сколько бы феллахов ни убивал он и его солдаты, сколько бы деревень ни
сравнивалось с землей, сколько бы террористов ФНО (Ф Н О - Фронт
национального освобождения (Алжира) ни умирало под пытками, пожар войны
разгорался, захватывая все новые города и сельские районы.
 Для продолжения борьбы требовалась все возрастающая помощь метрополии.
На этот раз хотя бы не стоял вопрос о войне на задворках колониальной
империи. Алжир был Францией, частью Франции, там проживало три миллиона
французов. Война за Алжир ничем не отличалась от войны за Нормандию, Бретонь
или Альпы. С получением звания подполковника Марка Родина перевели из
сельской местности в город, сначала в Боне, затем в Константину.
 На вельде он сражался с войсками ФНО, пусть нерегулярными, но войсками.
Его ненависть к ним не шла ни в какое сравнение с тем, что он испытал,
окунувшись в ожесточенную, грязную войну городов, войну пластиковых бомб,
которые устанавливали уборщики в кафе, супермаркетах, парках, посещаемых
французами. Методы, которые он использовал, чтобы очистить Константину от
нечисти, закладывающей эти бомбы, скоро принесли ему прозвище Мясник.
 Для окончательной победы над ФНО и его армией не требовалось ничего,
кроме расширения помощи из Парижа. Как и большинство фанатиков, Родин не мог
оценить реального положения вещей. Галопирующие военные расходы,
разваливающаяся под бременем войны экономика, деморализация новобранцев
казались ему пустяками.


 В июне 1958 года генерал де Голль вернулся к власти, заняв пост
премьер-министра Франции. Быстро покончив с продажной и нерешительной
Четвертой республикой, он основал Пятую. Когда де Голль произнес слова,
вновь приведшие его в Матино, а затем и в Елисейский дворец: "Алжир
французский", - Родин удалился в свою комнату и заплакал. Посетивший Алжир
де Голль казался Родину Зевсом, спустившимся с Олимпа. Подполковник не
сомневался, что будет выработана новая политика: коммунистов уволят с
работы, Жана-Поля Сартра расстреляют за измену, профсоюзы поставят на место
и Франция всей мощью поддержит своих сограждан в Алжире и армию, охраняющую
интересы французской цивилизации.
 Родин верил в это, как в восход солнца на востоке. Когда де Голль
приступил к преобразованию страны, Родин подумал, что произошла какая-то
ошибка, что старому генералу просто требуется время, чтобы во всем
разобраться. Поползли слухи о начавшихся переговорах с Бен Беллой, но Родин
счел их ложными. Хотя он и с симпатией отнесся к бунту поселенцев в 1960
году, который возглавил Джо Ортиз, но полагал, что задержка с решительным
ударом по ФНО не более чем тактический ход де Голля. Старик знает, что
делает, думал Родин. Не он ли произнес золотые слова: "Алжир французский"?
 Когда же отпали последние сомнения в том, что французский Алжир лежит
за пределами обновленной Франции, создаваемой Шарлем де Голлем, мир Родина
рассыпался, как фарфоровая ваза под колесами локомотива. Вера, надежда,
уверенность в будущем развеялись как дым. Осталась лишь ненависть. Ненависть
к системе, политикам, интеллектуалам, алжирцам, профсоюзам, журналистам,
иностранцам и более всего к Этому Человеку. За исключением нескольких
слабаков, весь батальон Родина принял участие в военном путче 1961 года.
 Путч провалился. Одним простым, удивительно ловким маневром де Голль
обрек путч на неудачу еще до его начала. Никто из офицеров не обратил
особого внимания на тысячи дешевых транзисторных приемников, которые роздали
солдатам за несколько недель до официального объявления о начале переговоров
с ФНО. В приемниках не видели вреда, и многие одобрили эту идею. Льющаяся из
них поп-музыка отвлекала парней от жары, мух, скуки.
 Голос де Голля оказался не столь безобидным. Когда вопрос о верности
армии присяге стал ребром десятки тысяч солдат-новобранцев в казармах,
разбросанных по всему Алжиру, включали радио, чтобы послушать новости, А
после новостей до них доносился тот же голос, в который вслушивался Родин в
июне 1940 года. Практически не изменились и слова. Вы должны сделать выбор.
Я - Франция, ее судьба. Верьте мне. Следуйте за мной. Повинуйтесь мне.